Свое разочарование во мне мать высказала громко. Толстушка резко поднялась с постели и, бросив на нас злой взгляд, вышла из палаты. Так я лишилась статуса «замечательной дочери», полученного от Ольги Марковны всего лишь чуть больше недели назад, когда пришла с ней прощаться перед своим отъездом в «Трансформатор».

К матери домой мы отправились все же на такси. Больничный транспорт в тот день было не получить, да нам он и не особо был нужен. Мать могла передвигаться с помощью палки, которую я, по совету врача Артемушки Дмитрича, ей привезла. Ее правая рука покоилась в так называемой косынке, и она, набираясь опыта, все лучше обходилась только левой рукой.

В такси Ольга Марковна непременно хотела сидеть рядом с шофером, чтобы показывать ему дорогу. То, что он пользовался навигатором, она игнорировала. Когда указания этого устройства не совпадали с ее собственными, она ругала бедного парня, который был еще к тому же явно «кавказской национальности», и он слышал от нее без конца, что должен лучше учить русский язык и купить себе наконец карту Москвы. Таксист переносил это молча, лишь говоря ей время от времени, что все будет хорошо. Молчала и я. Если мать входила в раж, ее было не остановить – уж это я хорошо знала.

Когда мы добрались до квартиры, я помогла Ольге Марковне решить всякие мелкие бытовые проблемы, возникшие из-за ее теперешней ограниченной мобильности, сходила в магазин за продуктами и приготовила обед. Самой мне есть не хотелось, но мать настояла, и мы пообедали вместе. Потом я предложила ей лечь отдохнуть, а сама собралась уходить.

– Ты что же, оставишь меня одну в таком состоянии?! – возмутилась Ольга Марковна.

Я стала говорить о работе и тысяче других дел, которые ждали меня после приезда, но мать не захотела меня слушать.

– Иди, если совесть позволяет.

С этими словами она отвела взгляд и больше уже на меня не смотрела. Я пообещала ей позвонить вечером и ушла.

От Ольги Марковны я поехала на работу. Мы с Валей успели поговорить по телефону в день моего возвращения в Москву, и она уже знала мои новости. Я тогда пообещала ей, что сегодня полностью вернусь к своим обязанностям, и меня теперь мучило, что это, скорее всего, будет невозможно.

Увидев меня, Валя сама поняла, что есть проблемы. Мне пришлось рассказать ей о своей озабоченности состоянием матери после ее выписки из больницы. Я теперь должна была быть готова выезжать к Ольге Марковне по ее вызову, и это, как я предчувствовала, могло быть часто.

– Ну, тогда работай первое время только дома, – сказала Валя. – Да и как иначе? Мама, конечно, должна быть сейчас на первом месте. А почему бы тебе к ней не переехать на неделю-другую?

Чувствительный для меня вопрос. Его позывные сигналы я услышала вчера в больнице, когда Артемушка Дмитрич сказал, что я могу «забрать маму домой». Мне послышался в этих словах гул приближавшегося смерча, который вот-вот поломает последнее из того, на что я еще опиралась в моей жизни.

– Конечно, перееду, если будет нужно, – сказала я.

– После больницы это всегда бывает нужно, – заверила меня Валя. – Тут лучше перебрать с помощью, чем недобрать.

– Моя мать не любит, когда ей помогают.

Во взгляде Вали появилось напряжение, которое я отмечала у нее, когда возникала какая-то трудность. Мы оставили эту тему.

Вернувшись домой, я сначала позвонила Киру.

– Что мне делать с матерью? Может быть, переехать к ней? – спросила я после рассказа о последних событиях.

– Ты видишь в этом необходимость?

– Ну, необходимости, по-моему, нет…

– Ольга Марковна тебя об этом попросила?

– Так прямо не попросила, но было что-то вроде намека.

– Ну если тебе это ничего не стоит, то переезжай.

Этого я от Кира не ожидала. Я связалась с ним перед тем, как позвонить матери, чтобы крепче утвердиться в своем намерении не менять местожительство. Ольга Марковна была в состоянии себя обслуживать, я это увидела, когда мы вернулись из больницы. Я могла бы просто оставаться ее подспорьем.

– Мне это как раз много стоит. У меня с матерью сложные отношения, ты же знаешь…

– Ну, тогда не переезжай, – сказал Кир. Он не мог вжиться в мои внутренние терзания. Он их не знал да и не хотел знать. Внутренние терзания он презирал.

Поговорив с Киром, я стала опять думать, что мне делать. Если я перееду к матери, то уже скоро начнутся наши столкновения. У меня не хватит с ней терпения. С терпением у меня вообще плохо. Я хочу помогать матери, это да, но помогать ей понадобится долго. Лучше быть в состоянии помогать ей сколько нужно, чем начать все делать на максимуме и сорваться в первые же дни совместной жизни. Напрашивался вывод: мне незачем переезжать к матери прямо сейчас, когда она может практически все сама. И когда я себя в этом окончательно убедила, то позвонила Ольге Марковне.

Она не брала трубку. Я знала, что она, в ее состоянии, может быть только дома, и набрала ее номер еще раз. Только с третьего раза в трубке раздался ее голос. В первое мгновение я усомнилась, что это была она. Голос был слабенький, почти детский.

– Ты как? – спросила я.

– Плохо.

– Что именно плохо? Рука? Голова? Нога?

– Все плохо, – совсем тихо проговорила мать и всхлипнула.

Я приехала к матери и осталась у нее ночевать. А на следующий день я поехала домой, чтобы взять для себя все необходимое. Мать засияла, когда я сказала ей, что поживу у нее, пока она не окрепнет.

3

Когда я с дорожными сумками в обеих руках подошла к двери квартиры, которая когда-то была и моей, то подумала, что надо было сразу же взять у матери ключ. Тем более что она ходила теперь медленно. На мой первый звонок в дверь реакции не было. Я позвонила опять, потом еще раз, и наконец дверь открылась. Передо мной стояла совсем другая Ольга Марковна. Та, что открыла мне дверь прошлым вечером, была с заплаканным лицом и вызвала во мне разлив жалости. Теперь же у матери был злой взгляд, и жалость к ней у меня пропала.

– Трезвонить-то зачем?! Нельзя было подождать? – отчитала она меня прямо в дверях.

– Дай мне тогда сразу ключ. Тогда этой проблемы не будет.

– Зачем это еще? Нет у меня лишних ключей.

– Дай мне тогда свой, я прямо сейчас пойду и сделаю копию.

– Этого еще не хватало. Я своих ключей никому не даю. И не хочу, чтобы кто-то делал их копии, – заявила мать, так и не сдвинувшись с места. Она стояла за входной дверью, я –